Северный полюс-94

 

Экспедиция 1994 года на Северный полюс - единственная в которой я не вел личный дневник. Вес перемещаемого груза на каждого участника экспедиции превышал 130 килограмм, поэтому экономили на всем. Из-за этого от личного дневника пришлось отказаться в пользу продуктов и снаряжения. Но групповой дневник вели все без исключения участники. Он лег в основу книги Николая Рундквиста "Пешком по океану". С большим трепетом размещаю ее на своей странице сайта, вспоминая события 1994 года. Экспедиция с точки зрения обывателя была абсолютной авантюрой. Многие наши друзья и знакомые уверяли нас, что мы все погибнем, что в Арктике мы не продержимся и 3-5 дней. Холод, сильные ветра, дрейф, торошение и медведи обязательно вынудят нас выйти в эфир и передать сигнал SOS. Опыта путешествий в арктических широтах у нас не было никакого. Зато был здравый смысл, дружная компания и многолетний опыт походов в лесу, в горах, в тундре. Читайте о наших похождениях в книге "Пешком по океану"

 

Скачать дневник экспедиции

 

БРЕДОВАЯ ИДЕЯ

— И куда теперь? — спросил Боря Васин после нашего счастливого возвращения с «Большого Урала»? — Мы достигли своей вершины? Или наш полюс еще впереди?

— Вот-вот, на полюс и пойдем, — пошутил я.

Эту идею неожиданно и вдохновенно поддержал руководитель совместного предприятия «Иствел» Павел Туманян, активно помогавший нам в 1991 году:

— Как здорово! На полюс на наших велосипедах! Впервые в истории! Под такую экспедицию я привлеку значительные средства!

Велосипеды отпали весной 1992 года. Почти одновременно крах «Внешторгбанка» разорил фирму Туманяна, и наш велопоход по льдам Карского моря в районе Амдермы продемонстрировал некоторые сложности. Я не смог ответить на два вопроса: как ехать по рыхлому снегу, которого оказалось достаточно, и как противостоять сильному встречному ветру?

Вернувшись со льдов, я с ужасом обнаружил, что заразился страшной болезнью: необъяснимой тягой к новому свиданию с коварной Арктикой. О существовании высокоширотных наркоманов я слышал и раньше, а теперь ощутил это влечение на собственной шкуре. Так или иначе, но весной 1993-го мы оказались в Диксоне, на берегу Петра Чичагова. Короткий пешеходный поход вселил уверенность в возможности достижения Северного полюса! А летом нашелся спонсор — акционерное общество «Мегионнефтегаз». Мы получили имя — группа «Мегион».

 

СБОРЫ

Прикиньте, проще три месяца провести в морозильной камере холодильника — не дует ветер, да и температура не опускается ниже 18 градусов мороза. Это было в диковинку. Все предыдущие экспедиции, хоть и бывали продолжительны, но проводились в теплое время года и в несколько более населенных районах, чем дрейфующие арктические льды. Вызов был брошен.

Самая серьезная задача — питание — возложена на Мишу Семенова. Ему предстояло кормить восьмерых мужчин. Полистав умные справочники по сбалансированности и калорийности питания, он понял, что на основе этих данных рациональное питание построить невозможно. Требовался консультант, и он нашелся в лице Олега Витальевича Шестакова, большого сторонника рационального питания, увлеченного, ищущего человека, к тому же еще и опытного путешественника с большим стажем.

Несколько вечеров, проведенных Мишей с Олегом Витальевичем, позволили ему узнать о продуктах питания больше, чем за предыдущие 25 лет жизни. Именно тогда он понял, какими огромными ресурсами обладает наш организм. После консультаций с Шестаковым теория питания, а с ней и экспедиционная раскладка приняли окончательный вид. Мы поверили сами и могли убедить кого угодно, что при раскладке в 850 граммов сухих продуктов в день на одного человека мы не только выживем, но еще и вернемся домой здоровыми. Оставалось реализовать все это на практике.

Осень 1993 года — это не лето 91-го, когда граждане СССР имели право на получение огромного количества всевозможных продуктовых талонов и на стояние в диких очередях с целью их отоваривания. Тем не менее и осенью 93-го некоторые проблемы имелись. Для качественного питания требовалось большое количество сушеных овощей и мяса, обнаруженных в конце концов в Москве. Где их хранить, как вывозить из столицы эти бесценные источники белков, жиров и углеводов? С горой мешков, коробок, ящиков и резко ограниченными денежными ресурсами Михаил стоял на грязной обочине дороги где-то на окраине родной столицы.

Вопреки распространенному мнению в этом городе оказалось много бескорыстных людей: благодаря помощи сотрудников фирм «Синто», «Реверс», издательства «Дрофа» сушености вовремя прибыли в Екатеринбург, в котором располагался штаб экспедиции.

На Урале мы также нашли поддержку ряда коммерческих фирм. «Экология» предоставила нам уникальный препарат «Эраконд». Фирма «Конфи» предложила высококачественные мед, орехи, шоколад, печенье; по нашей просьбе были изготовлены галеты (для этого даже запустили неработающую линию) и высокопитательные смеси-брикеты из меда, орехов, лимонов и изюма.

В Арктике нам предстояло жить и работать в суровых условиях, поэтому все возможное для их облегчения нужно было сделать еще дома. Уладив на работе дела с предоставлением отпуска (в состав экспедиционной группы «Мегион» входили не только профессиональные путешественники), Миша ринулся разгребать горы лежащих дома продуктов. В эти памятные дни его двухкомнатная квартира напоминала неухоженный склад мелкого опта. Полторы недели продолжалась борьба с мешками круп, ящиками галет, коробками шоколада и кульками непонятно с чем. Битва с продуктами закончилась нашей полной победой: за пять дней до намеченного старта продукты перекочевали в аккуратно сшитые мешочки, рассчитанные на одноразовые приемы пищи. Другие участники к этому времени заканчивали подготовку снаряжения, оборудования, навигационной и радиоаппаратуры, решали транспортные проблемы по доставке экспедиции в точку старта на мыс Арктический.

Последние дни оставались на прощание с родными и друзьями. Родственники давно привыкли к нашим похождениям, но эта экспедиция не на шутку встревожила их. При встрече они каждый раз просили показать по карте маршрут и сильно огорчались оттого, что с непрерывно движущихся льдов невозможно отправлять письма.

Мы стали раздражительны. Меня достали Камил Сатыев с обогревателем, который «по пути» надо отвести в Мегион, Витя Чередник с телефонными астропрогнозами, Лена Губернаторова с исследованиями камней в почках, Слава Петухов с массовками для рекламного ролика «Конфи», Витя Горбатюк с советами по перевозке грузов на санях.

Мои друзья и приятели, отправляясь в придуманное мною путешествие, бросают на определенный срок своих жен и подруг. По этой причине последние не питают ко мне больших симпатий и иногда выражают свое недовольство. Но это нетрудно пережить, сложнее оказалось вести тяжелый разговор с матерью одного из участников. Она говорила о нашем массовом безумстве и умоляла отказаться от сумасшедшей идеи. Даже ключевой довод о троих моих детях, к которым я хочу вернуться, не оказал на нее успокаивающего действия.

Последние перед походом ночи меня преследует один и тот же кошмарный сон, вязкий как горячая смола. Мы лежим в палатке, раздается треск, и под ней появляется трещина. В следующем кадре я плыву, вылезаю на льдину, но она уменьшается в размерах примерно так, как это происходило бы в горячей воде. Я снова плыву, хотя и понимаю бессмысленность этого занятия. Мною овладевает ужас, и в этот момент я просыпаюсь.

При всех воображаемых и реальных страхах арктического бытия я хочу скорее оказаться на льду, чтобы покончить с этой нервотрепкой. Но еще больше я мечтаю о лесе Хатанги на обратном пути и шуме дождя в Кольцово. Я хочу поехать в Крым и сорить деньгами, я хочу купаться в удовольствиях и быть сибаритом.

Кульминация драмы наступает ранним утром
1 марта 1994 года, когда мы прощаемся с семьями. Это чувство «ухода на войну» мне знакомо, но я впервые не уверен на 100 процентов, что снова увижу своих детей. Пожалуй, мы загнали себя в слишком авантюрное предприятие!

 

ИСТОРИЯ ОСВОЕНИЯ АРКТИКИ В ИНТЕРПРЕТАЦИИ КОРРЕСПОНДЕНТА МЕГИОНСКОЙ МНОГОТИРАЖКИ КАМИЛА САТЫЕВА

Северный полюс давно тянул к себе человека. Там есть только одна сторона света — юг. Там пересекаются меридианы, часовые пояса, а значит, отсутствует такое понятие, как время суток. Наконец, там находится пресловутая ось Земли. Конечно, первыми покорителями полюса желали быть честолюбивые американцы, да только вышло недоразумение. Почти в одно время в 1909 году из Арктики порознь вернулись два исследователя: Кук и Пири. Их спор, кто был первым на Северном полюсе, не мог разрешить даже конгресс Соединенных Штатов.

Наши, советские, с «собственной гордостью», определились в этом вопросе просто: ни Кук, ни Пири на полюсе не были, а следовательно, первым там стоял доставленный самолетом Иван Дмитриевич Папанин с тремя товарищами. «Отцу народов» срочно требовался Северный морской путь вместе со всеми островами Ледовитого океана. Вновь гибли люди, гибли спасатели гибнущих. Погиб пароход «Челюскин» и часть экспедиции, зато какой славою было овеяно спасение оставшихся в живых!

Георгий Ушаков умер собственной смертью, но завещал похоронить себя на Северной Земле. Это он поднял впервые флаг СССР на этом архипелаге и нанес его очертания на карту. Это он закрепил за Россией десятки других островов и способствовал прокладке Севморпути.

От Кольского и Чукотского полуостровов на карте с двух сторон были начертаны линии к Северному полюсу. «Наша территория!» — заявило советское правительство. Как огород столбили. В нарушение международных правил, по которым каждому государству может принадлежать лишь определенной ширины прибрежная зона.

Впрочем, и царь интересовался побережьем Северного Ледовитого океана. Например, он был не против того, чтобы архипелаг, открытый в 1913 году морским офицером Борисом Вилькицким, назывался Землей Николая II. Однако финансировать Первую российскую экспедицию на Северный полюс под руководством Георгия Седова царское правительство отказалось.

Экспедиции Седова помогло знаменитое русское купечество, собравшее средства на покупку судна «Святой Фока» и необходимого снаряжения. «Фока» пережил две зимовки в Арктике, и когда, наконец, первопроходцы на собачьих упряжках двинулись на север, Седов едва держался на ногах и вскоре скончался.

В 1926 году постановлением советского правительства Землю Николая II переименовали в Северную Землю, а острова получили названия Пионер, Комсомолец, Большевик, Октябрьской Революции и так далее. Начальная точка экспедиции «Мегионнефтегаза» — мыс Арктический одно время носил имя Молотова.

СЕВЕРНАЯ ЗЕМЛЯ. ОСТРОВ СРЕДНИЙ

Самолет, выполнявший чартер по маршруту Екатеринбург — Северная Земля, сел на острове Среднем в двухстах тридцати километрах от места старта экспедиции «Северный полюс-94». Средний — маленький островок в архипелаге Седова. Океан как бы специально веками намывал эту узкую галечную полоску земли, чтобы человек разместил здесь посадочную площадку, воздушную перевалочную базу Северной Земли. Отсюда грузы развозятся по островам на вездеходах по льду или на вертолетах.

Никакого местного населения на Северной Земле никогда не было: нет условий для естественной жизни. Отнюдь не каждое лето воздух прогревается до положительных температур, значит, олень, «корабль» снегов, не найдет здесь корма. Охотиться можно только на песца, но встречается он редко. Рыба ловится исключительно в августе, мелкая такая, сайка называется, но черпать можно ведрами. Никаких грибов, ягод, орехов. Говорят, теплым летом вырастают маленькие камнеломки. Занесешь эти хрупкие цветочки в помещение, они сразу погибают от перегрева. Прилетают по теплу маленькие пуночки с повадками обыкновенного воробья, чирикают так же, а оперение — белое. А вот чайки и бакланы летом устраивают огромные птичьи базары, изобилующие свежими яйцами.

Иных свежих продуктов здесь теперь не найти — в прошлую навигацию не завезли: не было предоплаты. Эту зиму островитяне жили на старых запасах: есть на складе еще мука, печенье, немного круп, овощи в сушеном виде. Свежую картошку или капусту едят только те, кто на короткой ноге с материковыми летчиками. Кстати, наш вылет из Екатеринбурга задержался на три с половиной часа именно потому, что экипаж ездил в город закупать картофель.

На всем архипелаге постоянно живут около 80 человек, почти половина — на Среднем. Контингент таков: военные, научные работники и служба аэропорта. Относительно других военные имеют наиболее благополучное обеспечение продуктами, но именно они находятся в самом нелепом положении, ибо никто из них не понимает, каково их назначение. Военно-воздушные силы расквартировались на острове в 1987 году, как раз в то время, когда Михаил Горбачев заявил на весь мир, что Америка больше не враг Советскому Союзу.

Есть на острове пограничная застава численностью четыре человека — северные ворота Родины, правда, в ворота эти никто не ломится, так что фактически единственное занятие пограничников — регистрация прибывающих на остров групп туристов.

Финансирование научно-исследовательских работ в Арктике последние годы неуклонно сокращается. Из 33 научных станций на Северной Земле остались 20, еще 8 планируются к закрытию в 1994 году. Жаль...  Арктику называют «кухней погоды»: именно здесь формируются процессы, определяющие природно-климатические условия на всем материке. Кроме погоды, специалисты института Арктики контролируют солнечное излучение, лед, его дрейф и многое другое.

Сокращение числа научных станций повлекло уменьшение объема авиаперевозок, штат аэропорта сократился вдвое, и все равно зарплату весной не выдали еще за август предыдущего года. Одно спасает: на архипелаге нет ни одной торговой точки, и деньги тратить попросту негде. Вся надежда авиаторов теперь на туризм. Сможет ли эта статья доходов ликвидировать полугодовую задолженность по заработной плате?

 

ПОСЛАНИЕ ЛЮДЯМ:

СХЕМА ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ГРУППЫ «МЕГИОН» РОССИЙСКОЙ АССОЦИАЦИИ ПЕШЕХОДНЫХ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ (РАПП) С БАЗОЙ (ОСТРОВ СРЕДНИЙ)

1.             Группа «Мегион» движется пешком в направлении Северного полюса. Дата выхода на активную часть маршрута — 13 марта 1994 года. Группа располагает снаряжением и продуктами питания в объеме, позволяющем автономно существовать в течение 120 суток. Количество участников — 8 человек, масса груза — 1100 кг. Грузоподъемность плавсредства — 1200 кг. Определение местонахождения осуществляется спутниковым навигатором системы GPS «Скаут». Группа имеет нарезное оружие для самообороны, дымовые шашки, сигнальные ракетницы.

2.             Радиосвязь осуществляется ежедневно в 20 час. 00 мин. (16.00 по московскому времени). Частоты 4717, 4720. Позывной — «Урал».

3.             В случае отсутствия радиосвязи и невключения аварийного радиобуя группа продолжает движение в направлении Северного полюса.

4.             Включение аварийного радиобуя № 0 000 001 в любой точке маршрута означает однозначный вызов вертолета Диксонского авиапредприятия в соответствии с договором для эвакуации группы «Мегион».

5.             В случае утраты аварийного радиобуя варианты взаимодействия группы с базой уточняются путем радиосвязи.

6.             В случае утраты аварийного радиобуя и отсутствия радиосвязи группа «Мегион» ожидает вертолет для эвакуации 30 мая 1994 года на Северном полюсе или до этого срока самостоятельно возвращается на мыс Арктический.

7.             Возможна корректировка отдельных пунктов схемы взаимодействия на сеансах радиосвязи.

• Базовый радист Ленков Василий Анатольевич.
• Координатор экспедиции в Екатеринбурге — ЛЫСАКОВ Михаил Александрович.
• Представитель генерального спонсора в Мегионе — ВАКУЛЕНКО Анатолий Михайлович.
• Руководитель группы «Мегион» — РУНДКВИСТ Николай Антонович.

 

НАЧАЛО

 

Стартовый ландшафт напоминал ухабистое колхозное поле, покрытое снегом. По полю тянул слабенький ветерок, снег скрипел под ботинками, и висящий над горизонтом размытый солнечный диск не отбрасывал от предметов никаких теней. В этом царстве белизны предстояло провести три месяца.

Первая ночевка. Вокруг палатки торчат торосы — диковинные нагромождения льдов. Мне привиделся сон: словно сижу я на высокой железнодорожной платформе, а рядом со стоном, скрежетом и писком тяжело сдвигается с места многотонный грузовой состав. Он скрипит, пыхтит и ноет, сопротивляясь загруженным в него щебню, бревнам, углю... Тут же кто-то, выскакивающий из спальника, наступает мне на живот.

— Подвижка, торошение, трещина! — орут сонные голоса. Шум набирающего скорость состава из сна врывается в явь.

— Уф! — вздыхает Серега, залезая в палатку. — Близко, но вроде пока не заденет.

— Ерунда, — говорит Миша. — Я  думал торошение идет быстрее. Ну вроде волн, накатывающихся на берег.

К утру пейзаж вокруг палатки изменился коренным образом. Нетронутой оказалась только площадка, на которой мы стояли. Остальное все покрошило и перевернуло. C трех сторон, насколько хватало взгляда, нас окружали бескрайние свежеколотые льды. С юга, откуда мы пришли вчера вечером, от края до края нашу льдину перерезала небольшая, в метр шириной, полоса черной дымящейся воды. Ни вперед, ни назад дороги не было. Ошеломленные, мы долго бродили вдоль границ нашей льдины в надежде отыскать проход среди ледяного хаоса. Вчерашние гряды торосов по сравнению с сегодняшними казались ручейками рядом с бушующим океаном. Перспектив продвижения куда-либо не просматривалось никаких.

Лениво шевеля конечностями, мы вскоре почувствовали, что тридцатисемиградусный мороз уже подбирается к нам. Лихорадочно размахивая руками и дрыгая ногами, восемь новоиспеченных полярников группы «Мегион» курсировали взад и вперед по изрядно уменьшившейся за ночь льдине, постепенно впадая в прострацию.

— Если не знаешь, что делать, то самое лучшее — ничего не делать.

Вновь была поставлена палатка, и тепло, струившееся от горелок примусов, вернуло нам способность трезво мыслить. Обедать решили на том же самом месте, вслед за этим нашли проход в торосах.

Идем по времени — полчаса движения, 5—10 минут отдыха. При этом каждый может, взглянув на часы, рассчитать свои силы. Привал... Я достаю из-за пазухи навигационный прибор карманного образца. Такие состоят на вооружении НАТО. Работает исправно, но быстро «съедает» батарейки. Специально для прибора Сережа Симаков и Толик Янцен несут под одеждой, чтобы не замерзли, порядочный запас пальчиковых батареек. Позже был проведен эксперимент, в ходе которого установлено, что очень емкие американские батарейки «Энерджайзер», именуемые нами исключительно как «Энергейзер», не теряют своих свойств и побывав на тридцатиградусном морозе. Минута, и наши координаты известны.

Здесь будем ночевать. Устанавливается палатка. Она выглядит ангаром длиной 5 метров и высотой 110 сантиметров. Дна нет. Прямо на снег кладутся пенополиуретановые коврики, на них расстилаются спальные мешки из синтепона. Разжигаются примусы, растапливается снег, готовится ужин. Все делается без лишних слов. Решая трудные задачи, люди понимают друг друга с полужеста, с полунамека.

Поужинав, после карточных игр — покера, тысячи, преферанса, — разогревающей вольной арктической борьбы на ледовом татами укладываемся спать. Костя Мержоев проводит измерения температуры: снаружи — минус 37, внутри — теплее градусов на 20, в спальном мешке — плюс 4. Жить можно!

ЗАДАЧА — ВЫЖИТЬ!

В первые дни мы часто сталкивались с такими ситуациями, в которых главным было без суеты принять определенное решение. Это зачастую не удавалось.

Третий день пути. Мы шли по большому полю недавно замерзшего тонкого льда. Какое блаженство идти по такому льду! Нет торосов, нет застругов, нет рыхлого снега. Толкнул легонько санки, и они послушно заскользили в нужном направлении. И лед под ногами интересный. На его темно-серой поверхности закристаллизовались хитроумные ледяные кружева. Наезжают на них полозья, и с шелестом осыпаются узоры, остается за санями темный, влажный след. По такому льду можно и наперегонки бегать.

Тонкий морской лед сильно отличается от речного. В нем содержится большое количество различных солей, и от этого он становится упругим и пластичным. Он даже имеет свое название — нилас. Ходьба по такому льду напоминает движение по заросшему камышами  водоему. Густо переплетенные стебли и корневища камышей образуют сплошной ковер, качающийся при каждом шаге.

Из дневника Миши Семенова: «Толкая перед собой санки и весело улыбаясь, меня обгоняет Костя Мержоев. Смешно шаркая ногами, держась за поручни саней, он напоминает старую няню, с коляской гуляющую по парку. Но вдруг... Костины сани неожиданно подрезают лед и полозьями проваливаются в воду. Это — катастрофа! В санях все запасные вещи Константина, спальный мешок, рация, продукты. Нельзя допустить, чтобы все это сгинуло в одночасье. Схватившись за раму саней, Костя безуспешно пытается выдернуть 140-килограммовую громадину  из ледовой ловушки. Мы с Виталием бросаемся ему на помощь. Цепляясь за сани, изо всех сил втроем тянем их назад. Вот они почти выползли на лед. И вдруг льдина, на которой мы стоим, начинает медленно опускаться в воду. Черная холодная жидкость заливается в ботинки. Холод обжигает ноги. Бр-р-р... Мы погружаемся все быстрее и быстрее, но обалдевшие все еще держимся за сани, не решаясь отпуститься от них. Вода тем временем доходит уже до колен. Становится не до саней, самим бы спастись! Не говоря ни слова друг другу, бросаемся в разные стороны. Погружаясь в воду, пытаюсь лечь на лед, чтобы отползти подальше от этого злосчастного места, но намокший лед утратил свою эластичность, он просто ломается подо мной. Невольно изображая ледокол, интенсивно перебираю руками и стараюсь дотянуться до более прочной льдины. В конце концов мне это удается.

Страха не испытываю. Холод придет позже, а сейчас только досада и злость. Смотрю на сани, а они, будто издеваясь, слегка накренившись, продолжают держаться на поверхности.

— Ну и черт с ними! Может, не утонут?

Ребята, видя исход нашего приключения, в безопасном месте уже ставят палатку. Володя Романенко, кинооператор группы, со своей камерой крадется к нам по тонкому льду и снимает «ледовое побоище». Улыбаясь в заиндевевшие усы, он просит повторить заключительную сцену еще хотя бы один раз...

Мокрая одежда на морозе мгновенно покрывается слоем льда, и наша троица сильно напоминает героев фильма «Джентльмены удачи» после их пребывания в цементном растворе. Смотрим друг на друга, и лица растягиваются в глупых улыбках. Палатка тем временем уже стоит, Серега кочегарит примусы, пора переодеваться в более приличную одежду».

Сани на наше счастье не утонули, запас плавучести у них оказался достаточный, и на следующий день мы вырубили их из ледового плена. Но это массовое купание заставило нас задуматься: стоят ли сани тех жизней, что могли оборваться из-за спонтанных решений?

«Задача первой недели — выжить!» — под этим лозунгом прошли первые семь дней. Мы выживали и набирались бесценного опыта, учились искать проходы в бесконечных ледяных грядах, по цвету определять надежность льда. Мы шаг за шагом узнавали Арктику, и она становилась добрее к нам.

 

ПОЛТОРА КИЛОМЕТРА В ДЕНЬ

Почему здоровые лица мужского пола проходят за один день только полтора километра?

Я стою на высоком торосе и вижу бессистемное скопление ледяных глыб, насколько позволяет глаз. Намечаю путь в лабиринте среднеазиатских улочек.

Выходим... Метров пятнадцать ровный участок, но он забит по колено снегом. Далее надо прорубаться через высокую гряду. Виталий и Сергей орудуют топором и айсбалем.

За грядой идет метров пятьдесят такого всхолмленного льда, что кажется, будто здесь мгновенно замерзали штормовые океанские волны.

Где обещанные ровные ледяные поля и ветер в спину?

Тащим сани. Эти нелюди волочатся сзади, стараясь зарыться в снег или зацепиться за какой-нибудь ледовый выступ. Полная аритмия движения. Вы вырвались на участочек открытого льда и наивно считаете, что сани поддержат ваш энтузиазм. Не тут-то было: они еще барахтаются в снежном месиве. Или, наоборот, вы, собрав волю, приготовились героически копошиться в рыхлом снегу, а сани, скользящие по льду, догоняют вас и врезаются сзади. Шаг, остановка, шаг, остановка. Препятствие. Разворачиваемся, наматываем веревку на запястья и начинаем заниматься чем-то сродни перетягиванию каната. Трещит веревка, трещит лед, трещат сани — вечером будет ремонт.

Наконец, выбрались на стык белого поля и серого льда. Будет легче!

— В чем задержка?

— Смотрю, не тонко ли тут? — говорит озабоченный Толик.

— Какой тонко? Смотри, цвет — гранит!

— Да? — нерешительно спрашивает Толик, делает пару шагов и по грудь исчезает в морской пучине...

Ветер северный, температура воздуха — минус 35. Тут не до раздумий! Молча ставим палатку... Через четверть часа веселый переодевшийся Толик рассказывает, что купаться в океане не так уж страшно, как кажется на первый взгляд. Изрядно усталые, но довольные засыпаем.

 

ОСОБЕННОСТИ АРКТИЧЕСКОГО РАНДЕВУ

Двадцать шестого марта мы увидели позади нас группу Чукова. Встреча в Арктике! Радость?! Палим из ракетницы. Ноль внимания. Быстро ставим лагерь, Миша прикидывает праздничное меню. Залезаю на торос и вижу, как группа «Арктика» шествует мимо нас примерно в полукилометре. Виталик, Костя и я бежим к ним. Чуков машет рукой и велит остановиться. Нас отделяет жиденькая, вполне преодолимая полынья.

— Стойте! Мужики, поймите нас правильно, — кричит Владимир Семенович. — Мы идем автономно! Я из-за разных сволочей пятый раз в Арктике!

Витя Шарнин тем временем нашел переход через полынью и, сбросив рюкзак, несется к нам на всех парах.

— Стоять! Назад!

Витя, не останавливаясь ни на секунду, разворачивается на 180 градусов и столь же энергично бежит обратно.

Иван Ялин пожимает плечами и, оглядываясь на Чукова, разводит руками. Все томичи стоят и с любопытством смотрят на нас. Они запомнились обреченными и усталыми, все в какой-то замусоленной невзрачной одежде. У некоторых на лицах следы обморожений. Мы же выглядим отдыхающими в этом огромном заброшенном парке. Такие имиджи сохранились у наших групп до конца. Они — мрачные изможденные победители, мы — веселые нелепые проигравшие.

Кужеливский принялся снимать нас видеокамерой.

— Нет! — сказал Чуков.

На сеансе связи Вася не узнал об этом рандеву.

 

ЛЕД

Никогда бы не поверил, что лед может быть таким разным. Он бывает страшным и злым, и тогда кажется, что ты в аду. Огромные льдины со стоном и ревом наезжают одна на другую, ломаются и наползают вновь. Чудовищная сила приводит в движение целые ледяные поля, заставляя сшибаться одну льдину с другой. Это сражение происходит по огромному фронту, и горе всему живому, оказавшемуся в зоне торошения. Медленно ползущая толстая льдина в крошки перемалывает остатки свежего льда. Две льдины равной комплекции не хотят уступать друг другу, их края выгибаются к небу и, наконец, лопаются.

Но стихает ветер, меняется дрейф, и лед уже не похож на тот, прежний. Под лучами холодного солнца свежие ледовые разломы играют всеми цветами радуги. Каждая отдельная снежинка — маленький полярный бриллиант, ограненный в мастерской Деда Мороза. Можно бесконечно долго любоваться игрой кристаллов, забывая о том аде, что был тут накануне.

На краю небольшого белого поля застыли массивные обломки льдин. В зависимости от освещения они меняют свой цвет от лазоревого до изумрудного. Это — старые паковые поля. По ним идешь спокойно, не боясь провалиться в бездонную глубину. На таких заснеженных полянах с большой долей уверенности можно становиться на ночевку, справедливо полагая, что проведешь ночь спокойно.

А вот другая поляна. Цвет льда здесь серовато-голубой, и торосы по краям не цветные, а тоже серые. Идти по такому льду можно без боязни, но вот для ночевки лучше подобрать льдину посолиднее, а то придется вскакивать среди ночи и, собрав пожитки в охапку, бежать в поисках безопасного места.

Если же лед темно-серый и качается под вами, то тут уже не до ходьбы. Не ровен час, не выдержит поверхностное натяжение, и придется барахтаться в прохладной морской воде, отчаянно цепляясь за обломки треснувшей льдины.

Да, лед бывает таким разным, но узнали мы все это много позже, а тогда, в первые дни, мы тащили за собой неподъемные сани, прорубаясь в грядах прибрежных торосов, и на собственных ошибках познавали законы безжалостной Арктики.

 

ЛЕДОВАЯ АСТРОЛОГИЯ

Одно из развлечений в белой арктической пустыне состояло в разглядывании астрологической карты-прогноза, полученной нами от екатеринбургских астрологов Виктора Петухова и Галины Шипулиной. С ними в ноябре 1993 года в астрологическом центре познакомился Игорь. Необычность нашей экспедиции заинтересовала их. Они вызывали каждого из нас на «допрос с пристрастием». Меня, впрочем, никуда не пригласили. Игорь вручил им мою фотографию.

— Черт, а я считал, что вы рыжий, — сказал при знакомстве астролог.

Долго и внимательно ученые всматривались в лица безумцев, решивших идти бог знает куда и бог знает зачем, крутили на компьютере значки планет и созвездий, пытаясь понять, кто мы такие.

Оказалось, что команда состоит из Водолея (Мержоев), Овна (Рундквист), двух Тельцов (Семенов и Кузнецов), двух Близнецов (Романенко и Губернаторов) и двух Раков (Симаков и Янцен).

Вот что сказали астрологи:

— Основной балагур, естественно, Константин, — воздушный ветреный Водолей; главный источник движения — огненный Овен, мудрый и решительный Николай. В отличие от упрощенных брошюр по астрологии точный гороскоп выявил, что в парах в одном знаке участники команды очень отличаются друг от друга, до противоположности. Тихий, ласковый, заботливый Виталий и шустрый, шумный, говорливый Михаил, хотя оба Тельцы. Эрудированный, рассудительный, любящий поспорить Владимир и спокойный, молчаливый, нетерпимый к чужим недостаткам Игорь — оба Близнецы. Весьма несхожи и Раки — Сергей и Анатолий.

Набор таких противоположностей породил, тем не менее, цельный, сплоченный коллектив с небольшими внутренними противоречиями, которые явились движущей силой развития команды и каждого ее участника.

Характеристики и прогнозы астрологов в той или иной мере подтвердились в ходе путешествия. Ярко выявились достоинства каждого. Каждый сам подавлял в себе отрицательные стороны своей натуры. Благословляя нас в путешествие, Виктор и Галя вручили карту-прогноз. В ней были указаны для каждого участника в отдельности и для группы в целом дни неадекватной реакции на окружающую обстановку и всплески эмоциональной неустойчивости. Игоря согласно прогнозу постоянно сопровождали периоды эмоциональной заторможенности и депрессий, Костя и Толик отличались повышенной конфликтностью и экстремизмом. Периоды повышенного травматизма были у многих, но наиболее богат ими был Сережа. Знание всего этого позволило нам, как представляется, избежать многих проблем.

Например. Согласно гороскопу у Толика Янцена сегодня конфликтный день, да к тому же и травматичный. Уж не потасовка ли предначертана ему звездами? Толик весь день подчеркнуто обходителен, вежлив и великодушен. Он употребляет столь изысканные выражения, как «пожалуйста», «спасибо», «не будете ли вы так любезны...» и тому подобные. Как минимум, это развлекало нас.

При некотором скептицизме по отношению к астрологическому прогнозированию со стороны руководства экспедицией, тем не менее, 13 марта в назначенный момент (10 часов 40 минут утра) устроили торжественное открытие с дымовыми шашками, цветными ракетами, лаконичными, но торжественными речами и пальбой из карабина. Согласно мнению астрологов, старт в этот день сформировал общий положительный настрой экспедиции: сильное стремление к общей цели, взаимопониманию, дружбе, что нейтрализовало индивидуальные всплески экстремизма, депрессий и травматизма.

 

АРКТИКА БЕЛАЯ И ЦВЕТНАЯ

Белое безмолвие. Каждый день одни и те же поля вперемежку с рядами торосов, уходящими к короткому полярному горизонту.

— Куда идти?

— Ориентир — вон тот памятник, — рука указывает вперед.

Пока не увидишь процесс торошения своими глазами, трудно представить, как могут возникнуть такие архитектурные изящества: купола правильной формы, причудливые нагромождения льда с аккуратно уложенными поверх них многотонными плитами, ровные цепи торчащих льдин, преграждающих путь, словно бетонный забор.

С высокого тороса открывается горный пейзаж— хребты, утыканные остроконечными вершинами, превосходящими своим изяществом кавказскую Ушбу и швейцарский Маттерхорн.

Белая мгла. Такое состояние может возникнуть не только в пургу. Нередко и в безветренную погоду над полярной пустыней стелется туман, пожирающий, подобно ненасытному монстру, все оттенки белого цвета. Перед нами висит марево без полутонов, без красок, без расстояний. Я иду к размытому темному пятну. До него, возможно, километр, а быть может, и сто метров. Вдруг я утыкаюсь лицом в высоченный сугроб. Ну не так же близко!

А есть ли цвета в высоких широтах? Да! Во-первых, белый цвет имеет до десяти оттенков. По ним опытный глаз определит прочность наста, толщину льда, глубину снега. Во-вторых, белые медведи, которые в действительности желтые. В-третьих, голубое небо сверху, черная вода в полыньях и изумрудные сколы торосов. В-четвертых, преломление света: снежинки, искрящиеся всеми цветами, сложные гало, ослепительные радуги, полярное сияние. И, конечно, мы и наше яркое снаряжение.

 

НОРМАЛЬНЫЙ ДЕНЬ

Нежный мелодичный свист Кости Мержоева раздается как всегда некстати. Лафа закончилась, пора пробуждаться, начинается очередной день.

За палаткой минус 30, но это считается нормальным. У нас вообще все считается нормальным, и это — нормально!

Игорь пошел на улицу, за ним:

— Полог пошел!

— Спальник пошел!

— Еще спальник пошел!

— Куртка пошла!

В мгновение ока палатка из спальни превращается в столовую.

Затем передаются наполненные до краев плошки:

— Первая пошла!

— Вторая пошла! Третья...

Ура, на завтрак сегодня картошка! Все рассуждают о том, что она никогда не приестся. На сладкое — сообщение о том, что встречный дрейф прекратился. Далее идут три минуты (к сожалению, не географические) отдыха: все лежат, страдая от мысли, что скоро надо будет вылезать из палатки, одеваться, собираться, впрягаться.

Все с постными лицами копошатся у своих саней или за соседними торосами. К девяти все готовы, и процессия медленно трогается в путь. По способу транспортировки все разделились на поручников (толкают сани перед собой) и веревочников (волокут за собой).

Идти противно, но тепло. Отдыхать приятно, но холодно. Все разговоры сводятся к теме еды: кто, что и когда ел, с чем, как готовить, что будем есть, когда вернемся... Одинаково приятно как говорить, так и слушать.

Опять идем. Противно. Не холодно, но противно. Снег глубокий, чертовы сани. Во-первых, они едут тяжело; во-вторых, постоянно не туда; в-третьих, то один полоз застрянет, то другой. Перед препятствием все заранее свирепеют, а агрегат, конечно, добросовестно застревает, подлый...

Перекус. Тащимся. Обед. Всплеск положительных эмоций.

Пообедали. Тащимся. Просто убивает рыхлый снег. Движемся очень медленно и с большими усилиями. Обидно и противно. Хочется сильную пургу, чтобы она утрамбовала наст и сдула свежий снег с полей. Но погода какая-то гнилостная. Кто бы поверил, что мы мечтаем о пурге. Тепло, ветра почти нет, мгла, глазам тяжело смотреть.

Последние дни мы постоянно встречаем чей-то переметенный снегом одинокий лыжный след. Наверно, это японец Мицура Оба, идущий впереди нас. Вероятно, он идет без санок, а вызовы вертолетов (один раз он утратил снаряжение, затем на него, по слухам, напал медведь, от которого японец оборонялся перцем) были спланированы. Тем не менее я просто преклоняюсь перед его мужеством — в одиночку без оружия ходить по этим забытым богом льдам, когда мы, восемь здоровенных мужиков, вздрагиваем и прислушиваемся к незнакомым шорохам за тонким материалом нашей палатки.

Перекус. Тащимся. Ужин. Второй всплеск положительных эмоций.

Сеанс радиосвязи. Противно верещит солдат-мотор, c жадностью птенца потребляющий калории Виталика, полученные им за ужином.

— «База», «База», я — «Урал»! — с надрывом кричит Игорь.

— «Урал», «Урал», я — «База»! — сипло отвечает эфир голосом базового радиста Васи Ленкова.

— Добрый вечер, Василий! — радостно вещает Губернаторов.

— Добрый вечер, ребята. Как дела?

— Нормально. Василий, записывай координаты... Рыхлый снег, торосы, настроение бодрое...

После сеанса связи начинаем укладываться спать. Костя лег чуть раньше, его гоняют по палатке, он перемещается, не вылезая из спального мешка.

Часть путешественников  затаилась и терпеливо ждет, когда Виталик ляжет спать. Как только доктор перестает шевелиться, раздаются истошные вопли пациентов:

— Виталя, фестал!

— Виталя, мазь!

Вылез, достал, выдал, залез.

— Виталя, лейкопластырь!

Как-то Виталий проговорился, что давал клятву Гиппократа, и вот общество беззастенчиво паразитирует на этом, хотя сам Гиппократ, наверно, давно бы стал в наших условиях клятво-, а то и просто преступником.

Постепенно вакханалия затухает и начинается бульканье, бормотание, храп, иначе — нормальная ночная жизнь. Ведь все, что у нас происходит, все без исключения — абсолютно нормально!

 

ПОЛЫНЬЯ

Главная проблема в Арктике — однообразие и отсутствие впечатлений, прессующих семидесяти-дневную одиссею в заурядное недельное путешествие. Белые поля тянутся во всех направлениях и кажутся монолитными до бесконечности, пока их не разрывает черная зияющая рана — полынья, неожиданность, разнообразящая существование путников в этой не приспособленной для жизни стране. На этом можно поставить точку в перечне привлекательности полыньи и сосредоточить внимание на том, как ее преодолеть: использовать плавсредство, искать обход, ждать, когда она соизволит замерзнуть или дрейф закроет ее бездонную пасть.

От катамарана, взятого как средство для переправ, отказались и выбросили за ненадобностью, так как подойти к открытой воде и спустить на нее судно практически невозможно — у края полыньи трепыхается шуга, за ней десяток метров дрожащего непроходимого льда, еще пара десятков — сомнительного. Вообще, рассуждения о переправе при трескучем морозе на катастрофически леденеющем катамаране хороши с друзьями за бутылочкой шампанского под сводами уютного ресторанчика, но никак не под открытым небом за 82-м градусом северной широты.

Лишь однажды встретили трещину с надежными «берегами». На обед встали в живописном заливчике, окруженном скалами (если быть менее романтичным, то, конечно, на льду, окруженном льдом). Во время послетрапезной неги раздались взрыв, треск, гвалт. В десяти метрах от палатки произошел разлом, и мы, качаясь вверх и вниз, ощутили эластичность метрового льда. Он точно лист бумаги волнами затрепыхался под нами. Противоположный «берег» медленно поплыл на север. Без нас...

Если полынья встречается незадолго до ночевки, то решение простое — разбиваем лагерь, проводим разведку и спокойно предаемся развлечениям: игре в кости, радиосвязи с Василием, чтению найденной у Игоря газеты, анализу астропрогноза на следующий день. С опытом пришло, что и разведку-то вечером проводить совершенно бессмысленно, ибо за ночь местность, а тем более состояние льда меняются до неузнаваемости. Молодой тонкий лед со скрипом налезает на прочный. Ноет, стонет, скулит, а наткнувшись на препятствие, выгибает спину, как сдвигаемый с места ковер. Хлопок, треск, выстрел — напряжение достигло критического значения, происходит снятие внутренних напряжений, и во все стороны летят обломки льда. А на нас толкаемый непостижимо чудовищной, дьявольской силой ползет новый лед. Есть шанс перескочить на соседнюю льдину. Медлить нельзя, через минуту все будет иначе.

Хуже, если разлом перечеркивает наш путь утром. Надо искать обход. Если полынья узкая, не более десяти метров шириной, то всегда где-то рядом есть надежный мост, возникающий за счет наезда краев трещины друг на друга во время смещения льда вдоль полыньи.

Когда ширина больше, то можно долгие часы идти «берегом» полыньи куда-нибудь на восток, пока не удастся найти проход по сомнительному льду. Вы идете по нему и прислушиваетесь к шорохам, пытаясь мысленно избавиться от массы своего тела. Если лед прогибается, но сохраняет светло-серый цвет, то идти еще можно, но если он становится все темнее, и на каждом шагу ваши ноги образуют явные лунки, то тут пора призадуматься. До желанного «берега» с надежным льдом всего два метра, но не стоит рисковать. У «берега» не мельче, как подсознательно кажется, там те же три километра глубины.

 

БЕЗ САНЕЙ

Вчера после обеда мы пошли без саней, под рюкзаками. Вес получился невообразимый. Когда мы надевали мешки, лед прогибался, и над полем проносился истерический хохоток. Потом мы пошли...

Я шел последним, причем отставал метров на пятьдесят. Сделав с превеликим трудом несколько шагов, я умудрился упасть, а так как вставать с таким рюкзаком самостоятельно практически невозможно, то я с тоской смотрел на уходящий караван, считая предосудительным звать на помощь. Попытавшись несколько раз встать, я снова глянул вослед уходящим и понял, что останусь здесь навеки.

Полежал, отдохнул... Посмотрев по сторонам, я увидел метрах в пятнадцати бугорок и пополз к нему. Собрав в кулак всю микроскопическую оставшуюся волю, я оперся о бугорок и с третьей попытки поднялся на ноги.

С утра идется плохо, в голове вертится какая-нибудь идиотская мелодия. Ножонки сучат, проваливаются, глазенки бегают. Сначала плечи и пояс болят не очень, потом начинают противно ныть,
затем становится невмоготу. Спасает перекус — дар божий. Потом обед — манна небесная.

Сегодня 26 апреля 1994 года, восьмая годовщина аварии на Чернобыльской АЭС. Мимо такой даты мы не могли равнодушно пройти, ее было необходимо чем-нибудь да ознаменовать.

...Вспышка осветила на мгновение все мертвенным светом. Тут же, абсолютно ничего не поняв, все завопили разными голосами:

— Спокойно, спокойно, спокойно!

Когда пламя потухло, взору изумленных зрителей открылась картина, вполне достойная фильма ужасов или, по крайней мере, интерьера жилища злой волшебницы Бастинды. Обгорелый угол палатки был окутан нитями сгоревшего внутреннего слоя. Штатные колдуны Серега и Игорь с закопченными лицами неподвижно сидели внутри густой паутины.

Через несколько секунд раздался продолжительный смех. Мне показалось, что если бы сгорели оба слоя, то смех был бы еще дружнее.

После обеда идти еще тяжелее, плечи отваливаются, ноги проваливаются, время тянется, торосы мешаются. Очень противно, но очень хочется на Северный полюс. Шансы есть.

С утра постоянно торосятся мысли, что если добавить пару ходок до обеда да пару после, то за день мы смогли бы проходить до двадцати километров, но каждый раз к вечеру я понимаю, что это был бы верный ход к провалу и истощению. Единственно верно на сей момент двигаться так, как сейчас.

Мы становимся нервными. Это я чувствую по себе. Мне с каждым днем все сильнее и сильнее хочется спорить и доказывать свою правоту, причем меня раздражает, что оппонент несет абсолютную чушь либо то, что он не совсем понимает мою мысль. Спорщики, как правило, высказывают здравые мысли, но совершенно не слушают друг друга, не понимают, что фактически достигли согласия и спор приобретает комическую форму.

Вечером все имеющиеся в нашем распоряжении флаги пошли на ремонт палатки, а робкие голоса (очевидно, из числа тех, кто не слишком сильно смеялся в обед) деликатно интересовались датой гибели «Адмирала Нахимова».

 

АЙСБЕРГ

Эту штуковину мы видели в течение трех дней. Впервые призрак привиделся мне, когда у очередной полыньи я залез на высоченный торос, чтобы посмотреть дорогу. Над горизонтом висел колеблющийся белый квадрат. Вначале я не принял его за материальный объект, ибо Арктика щедра на всякие атмосферные явления и редкостные миражи.

Мы шли, шли, шли, а он так и болтался впереди, не меняя своих размеров. Наконец, в обед следующего дня стало ясно, что это не привидение, а громадный ледяной остров, айсберг. Он лежал в тридцати градусах правее курса. За долгие дни, лишенные впечатлений, когда лишь однообразная белизна была нашей спутницей, мы отвыкли от всего необычного.

Я спросил:

— Стоит ли поменять курс?

Нетрудно прикинуть, что пройденное до айсберга расстояние придется умножать на косинус тридцати градусов, что, впрочем, не катастрофически отличается от единицы.

Последовали ответы:

— Обязательно пойдем, вдруг там табак.

— Может, не стоит?

— Как это интересно, пофотографируем!

— Да пошел он...

— А что, если это Земля Санникова?

Мы пошли. Потом никто не жалел об этом. Мгновенно стали заключаться пари на размер ледяной глыбы и расстояние до нее. Никто не угадал, полное отсутствие масштабов.

Айсберг имел высоту метров тридцать. Примерно так же смотрится мой девятиэтажный дом со стороны ближайшей трамвайной остановки. Откуда взялся этот циклоп, бороздивший океан, словно корабль, а с наступлением холодов закованный в ледяные цепи Кроноса, трепещущего перед его дикой силой? От какого шельфового ледника откололся этот монстр? Действительно ли под водой скрываются девять десятых его высоты, и что случится, если цепи лопнут и он вдруг решит перевернуться?

Солнце светило по-весеннему ярко. Было тепло, несмотря на пятнадцатиградусный мороз. Южные грани айсберга не выдерживали натиска весны и изрядно подтаявшие блестели на солнце. Искрящиеся сосульки навевали воспоминания о детстве, но облизывать их как раньше почему-то не хотелось.

Ледяная гора имела неправильную форму, и ее северная сторона была более пологой. По ней мы без труда поднялись на вершину. Вид, открывшийся сверху, будоражил воображение: на десятки километров вокруг расстилались безбрежные поля торосов. Сверху гряды их напоминали величественные горные хребты, отрогами соединяющиеся друг с другом.

Мы, до сих пор видевшие Арктику только с высоты человеческого роста, были поражены тем, как она изменилась при взгляде с высоты птичьего полета. Мы были убогими, жалкими песчинками в царстве Снежной Королевы. Человек не властен что-либо изменить в этой пустыне, он никогда не станет хозяином в этом первозданном мире.

 

ОТВЕТЫ ЛЮБОЗНАТЕЛЬНЫМ

Каждое утро мы вставали в 7 часов, выход с ночевки— около девяти. Чистое ходовое время (за вычетом всех остановок) — 5—6 часов. Продолжительность переходов составляла 30—40 минут, привалов — 10—15. Обед с установкой палатки занимал не менее трех часов. Вечером останавливались на ночлег около 19.00. По четным числам в 20 часов были сеансы радиосвязи с базой на острове Среднем. Наш надежный базовый радист нижегородец Василий Ленков передавал информацию в Екатеринбург координатору экспедиции Михаилу Лысакову. Отбой в 21—22 часа.

После 42 дней бросили многократно реставрированные сани и, взяв  продуктов и снаряжения на 35—40 дней, пошли пешком. Несмотря на необычайно глубокий снег, пешком шли на север в среднем по 12—15 километров в день, тогда как с санями иной раз едва одолевали встречный дрейф. Кстати, он достигал 800 метров в час, а по литературным данным — не более 2—4 километров в сутки.

Ежедневно мы съедали на восьмерых 6 килограммов сухих продуктов и сжигали 1 литр бензина. Основу рациона составляли крупы, галеты, сублимированное мясо, сухие концентрированные соки, мед, шоколад.

Если не для Книги Гиннесса, то хотя бы для интереса перечисляю некоторые походные факты:

— максимальный вес саней на старте — 140 килограммов, максимальная масса рюкзаков после выброса саней — 55 килограммов;

— 67 дней полностью автономного существования в Арктике;

— 70 дней не мылись, не видели растительности, непрерывно находились в замкнутом коллективе, не вступали в товарно-денежные отношения, не слушали радио, не смотрели телевизор;

— купались в океане при температуре воздуха минус 34 градуса по Цельсию в месте с глубиной свыше 2000 метров;

— сдали 5 килограммов анализов, выполнив полностью медицинскую часть программы.

 

ВЛАДИМИР СЕМЕНОВИЧ, ИЛИ ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ

Развязка началась 12 мая во время очередного сеанса связи с Василием.

— Вас будут снимать вместе с Чуковым, — нехарактерным для него резким тоном заявил Василий.

— Кто сказал?

— Указание Шелкового!

— Это еще кто такой?

— Начальник объединенного авиаотряда Диксона... 20 мая ДОАО сворачивает работы в Арктике. После этого срока вас некому будет эвакуировать...

Так мы получили ультиматум. Сгоряча мои мужчины, игнорируя всякий здравый смысл, начали ругать последними словами Василия, Чукова, Шелкового... Предлагались самые невероятные варианты борьбы до победного конца (особенно усердствовал взбешенный Костя): голодный поход от 88 градуса, поход вдвоем от 87-го с одним «Коспасом», использование вертолета для заброски харча и многое другое. В ночь на 13 мая я не спал.

На следующем сеансе связи мы сообщили Василию, что идем до 1 июня и точка...

— У них что, много денег? — спросил Василия по этому поводу Шелковой.

В этом все дело! Если бы денег было много, то вопросов было бы мало, то есть их вообще бы не было. На будущее надо иметь постоянную связь со спонсором через администратора и двух радистов в базовом лагере, а еще лучше пару чемоданов с наличными деньгами и вообще никаких спонсоров!

15 мая в точке с координатами 85 градусов 05 минут северной широты и 99 градусов 17 минут восточной долготы путешествие было прекращено, хотя в момент окончательной остановки без каких-либо ограничений мы могли существовать на льдах не менее трех недель, плюс к этому — отличное физическое состояние всех участников группы «Мегион».

До слез обидно было прерывать наш путь, не доведя до логического конца арктическую одиссею, особенно приобретя по ходу путешествия столь значительный опыт организации и проведения походов по дрейфующим льдам. Поэтому 20 февраля 1996 года мы запланировали старт Второй российской пешеходной экспедиции «Северный полюс-96».

Главные итоги нынешнего путешествия: мы не успели дойти до полюса, но приобрели бесценный опыт и сумели подготовить кинофильм и книгу, позволяющие тысячам людей познакомиться со строгой красотой Арктики, не покидая стен своих уютных жилищ.

 

ГРУППА

Сражались мы в сложных и поначалу непривычных условиях. Особых претензий ни к кому нет, но, надо признать, никто и не прыгнул выше головы.

Торежка. Это прокладывание пути, колеи тем, кто идет первым. Ее значение очень велико. Стоит ли объяснять, что второму идти легче, чем первому, а вомьмому проще, чем седьмому? Группе не хватило пары пахарей, которые бы не выжидали, переминаясь с ноги на ногу, пока остальные вытянутся узкой цепочкой. Таких, как Андрей Зорин или Боря Добровольский. Когда я был особенно зол, то пару раз замечал, что желающих на обеденную добавку больше, чем на торежку.

Чуков уверял нас, что дойти до 85° — удивительное достижение для новобранцев Арктики. Слабым утешением было и то, что мы опровергли наиболее мрачные прогнозы П. Чечулина (смерть всех участников экспедиции кроме Игоря Губернаторова) и Е. Сорокина (торжество наихудших черт характеров в экстремальной ситуации).

Я

Я люблю руководить по одной, но очень важной причине. Это — единственный способ лишить себя опасности оказаться в зависимости от какого-либо иного руководителя, который запросто может оказаться идиотом.

Уже в первые дни выяснилось, что я нахожусь в хорошей спортивной форме. Подготовка, включавшая ежедневный утренний бег в Шарташском лесопарке, вечернюю штангу для увеличения мышечной массы (ее я ворочал на лоджии), футбол один раз в неделю и питание на убой привела к положительным результатам. Я набрал рекордные для себя 84 кг веса и в течение всего путешествия постепенно худел, сбросив 8 кг. Был отрезок примерно в полторы недели, когда я торил по 50 и более процентов времени. В эти трудные дни несколько человек чувствовали недомогание, Костя мучился с переломанными санками, а Толик с неимоверным грузом. Серега подходил ко мне и неоднократно говорил:

— Как тебе не надоест топтать? Я и не думал, что ты такой здоровый!

Из отрицательных моментов отмечу некоторый избыток в моей речи ненормативной лексики (выше обычного) и отсутствие личного дневника (математические вычисление вклада в перемещение дрейфа и нашего движения с использованием векторной алгебры отнимали довольно много времени, но это убогая отговорка).

В этом походе я имел следующие клички: Квист, Президент (имелось в виду Российской ассоциации пешеходных путешественников) и производные от последней — Пресс и Презик.

Я остался неудовлетворен этой экспедицией и рассчитываю на реванш.

МИША

К Мише нет никаких претензий. Идеальный завхоз. Постоянно радовал нас сюрпризами. То он достанет банку сгущенки, то вдруг предложит неизвестно откуда взявшуюся неучтенную колбасу. Или неожиданно разнообразит меню картофельным пюре, о наличии которого никто и не подозревал. Вместе с тем Миша довольно жесткий хозяйственник, но более сговорчивый, чем Леня Полянский. Он способен изменить решение, если доводы собеседника убедительны. А это очень важно в замкнутом коллективе, склонном к спорам!

Желаю всем иметь такого завхоза!

Плохое зрение не позволило ему успешно ориентироваться в хитросплетениях бескрайних белых торосов, но все равно он активно лидировал, а Костя сзади корректировал выбранное им направление.

ВИТАЛИК

Кузнецов — самый опытный полярник из всех участников экспедиции, за его могучими плечами многочисленные путешествия по льдам и островам Арктики.

— С ужасом думаю об обычной жизни: работа, деньги, уличная грязь, толпы людей, — писал в путевом дневнике Виталий. — Я люблю Арктику, потому что это красивейшая страна, удивительная во всех отношениях. Мне всегда жалко с ней расставаться, но я знаю, что это на год-два...

Виталий отлично справился с врачебными обязанностями и собрал, постоянно докучая всех своими пробирками, ценный экспериментальный материал в виде коллекции замерзших слюней, мочи и прочих экскрементов. Трудно представить другого человека, способного на такую кропотливую, неблагодарную работу, выполняемую в суровых условиях.

Воспитан Виталик в духе авторитарного руководства и не сразу привык к нашей разнузданной демократии. Поначалу не понимал некоторые наши дурацкие шуточки. Ко мне всегда обращался исключительно «Николай», что наряду с «Николаем Антоновичем» мне не очень нравится. Он несколько обидчив. Ему, в частности, очень не нравилось, когда его звали патологоанатомом (в миру он судмедэксперт). Шел впереди по мере сил. Когда уставал, садился и со словами:

— Черт, запотели, — начинал протирать очки.

Много курит. Когда запас табака иссяк, он принялся сосать трубку, курить чай и даже сублимированное мясо.

— Как мне вас жалко. Курево — это удовольствие, которого вы себя лишаете, — говаривал он, отправляясь покурить.

Уникальность Виталика заключается в том, что это единственный в мире человек, который ходил по Арктике в одной группе и со мной, и с Чуковым!

Игорь

Шел последним. Я так и не понял, почему. Однажды, точно помню дату — 5 мая, он торил дорогу два перехода подряд. Он далеко оторвался от всех, часто менял направление движения, а потому напоминал зайца, заметающего следы. После этого он снова шел в хвосте группы.

В первые дни он, возясь с антенной, поморозил пальцы. Игорь запомнился мне одиноко стоящим с лицом, укрытым двумя шапками (одна на голове, другая вокруг шеи), медленно двигающим обеими руками вверх-вниз.

С радиосвязью справился отлично. Настолько отлично, что проблем с ней не было никаких! Костя, правда, подвергал его постоянной критике за многословие. Вечером после сеанса связи подолгу стоял на коленях с закрытыми глазами в дальнем, самом холодном конце палатки. Был спокоен, правилен и постоянно подчеркивал, что экспедиция ему очень понравилась, завершилась она очень успешно и астрологи были правы, давая благоприятный прогноз.

Как финансист он мне импонировал меньше, поскольку я, руководитель экспедиции, должен был точнее разбираться в нашем финансовом положении, в курс которого Игорь вводил меня неохотно. Однажды, проведя долгую полемику, я договорился об оплате наличными кое-какой услуги, но оказалось, что такой суммой мы уже не располагали.

В конце похода Игорь выдал несколько эпистолярных и изобразительных шедевров в бортжурнале. Там же он признался, что полюс давно потерял для него притягательность.

— Человек и не подозревает об объеме своих возможностей, — часто говорил Игорь. — Мы хотим доказать, что длительное автономное пребывание в Арктике вполне доступно самым обыкновенным людям. Разве мы похожи на суперменов?

РОМА

Володя Романенко слишком любит спорить. Он начитан, много знает и по каждому вопросу имеет свое мнение. Других недостатков у него нет. С каждым походом он выглядит все лучше и лучше.
В 1991 году на Урале он казался мне безнадежным стариком, на Буордахе в 1992-м выглядел значительно здоровее. Прогресс этот распространился и на нынешнее путешествие. Он мужественно шел за нами и снимал, снимал, снимал... На съемках поморозил нос, щеки, пальцы рук. Вершина его профессионализма пришлась на ту половину ночи, когда он несколько часов лежал на коврике и проводил покадровую съемку ползущего над горизонтом солнечного диска.

— Ни в одной полюсной автономно существовавшей экспедиции не было профессионального кинооператора, — говорит Володя. — Надеюсь, мне удалось восполнить этот пробел.

КОСТЯ

Костя говорит о своем старшем брате, что тот все время норовит быть в гуще событий и поэтому нередко попадает в разные истории. Костя тоже активен: он много торит, лазает по торосам на разведках, на все у него свой взгляд, причем почти всегда черно-белый, без всяких компромиссов и полутонов.

В нем очень сильно проявляются мужское и разрушительное начала, по причине последнего в ходе экспедиции ему удалось уменьшить массу переносимого нами груза за счет полного уничтожения метеоприборов.

В начале похода он провалился в полынью, а потом сломал свои сани. Эти события имели далекие последствия. Во-первых, то убожество, которое он волок за собой, здорово мешало ему жить, и вся его огромная энергия уходила на борьбу с ним и его бесконечными ремонтами. Во-вторых, он промочил сменную одежду, которая мгновенно превратилась в ледовый ком. Весь поход Костя возвращал эту глыбу в исходное состояние. Он вызвался дежурить каждое утро, имея при этом возможность заниматься сушкой обледеневшей одежды.

Костя больше других огорчен нашей неудачей, мы не оправдали его высокие мечты.

— Всем на нас плевать, — сказал он в конце путешествия. — Вот если бы я вернулся без ноги или с откушенной рукой, то тогда и только тогда представлял бы искренний интерес для окружающих и прослыл бы непревзойденным героем.

ТОЛИК

Он образец хозяйственности. По-моему, он образцовый семьянин. Хотя может ли образцовый семьянин отсутствовать 3—4 месяца дома?

Толик считает, что умен не тот, кто выкрутился из сложной ситуации, а тот, кто в нее не попал. В этой экспедиции к нему прилипла кличка Талон. Он первым, не задумываясь, подтвердил свое участие во второй арктической экспедиции, об организации которой он мечтает. Толик очень приятен в разговоре отсутствием категоричности и способностью одной фразой потушить жаркий спор. Толик говорит:

— Я бамбук, — и все затихают, поскольку приходят к неоспоримому выводу, что и они являются таковыми.

Анатолий запомнился огромными размерами рюкзака, обвязанного со всех сторон мешками, баулами, пакетами; он напоминал робота-трансформера, бороздящего белую пустыню. Это был один из лучших его походов. До этого ему все время фатально не везло. Он отлично физически подготовлен, но раз за разом перед путешествиями у него возникали нелепые проблемы: болезни, пчелиные укусы, заморочки на работе и т.д.

И последнее: я бы посоветовал ему развивать гениальный талант писателя-юмориста. Его дневниковые заметки восхитительны! Только прочитав их, хочется собирать рюкзак...

СЕРЕГА

Он надежен, как бык железнодорожного моста. Если его попросить о чем-то, то за это уже можно не волноваться. Примеры — примусы, кухня, карабин... Незаменим на деловых переговорах.

— Зачем я иду на полюс? — удивляется Серега. — Как я могу бросить этих уродов — они же без меня примус развести не смогут! Пойду ли снова? Никогда в жизни, лучше лежать на диване!

В этой экспедиции, как никогда ранее, искренними выглядели его заявления о том, что «пора прекращать заниматься ерундой, лучше лежать на диване и смотреть телевизор», что «следует немедленно отговорить Президента (то есть меня) от новых авантюр».

Его я никогда не понимал и не понимаю до конца...

РАДИСТ ВАСЯ

Теперь, когда я, наигравшись в тысячу, пишу эти строки в теплой гостинице Диксонского аэропорта, я прихожу к выводу, что Вася — хороший парень и отличный радист. Да, мне очень не нравился его командно-указующий тон при испытаниях на Среднем. Не понравилось мне и то, как он накинулся на нас при встрече после возвращения со льдов:

— Почему вы не сообщили, что бросили сани?

— А разве мы не сообщили?

Видимо, он посчитал нападение лучшей защитой, полагая, что мы обвиним его в чем-либо. Но все это оттого, что он не знал нас, а мы его.

Василий Ленков прожил на Среднем три трудных месяца без денег, без угла, без того, без другого, являясь посредником между материком — нашими друзьями, спонсорами, болельщиками и нервными авиаторами — с одной стороны, и двумя совершенно разными командами экспедиционеров, с другой. Всю долгую весну он был между молотом и наковальней. Он выпил весь запас спирта, но экономил продукты. Он был один. И он до конца выполнил свою задачу.

Я приглашу его снова!

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТВЕТОВ ЛЮБОЗНАТЕЛЬНЫМ, а также самим себе: Почему мы ПРОИГРАЛИ?

Подвела самоуверенность, основанная на наших бесконечных выигрышах всех туристских чемпионатов? Еще 10—11 марта в письме домой я искренне утверждал о нашем неминуемом успехе. Меня слегка беспокоило только одно: холод, а точнее — быт в этом холоде. Вышло же все наоборот. Мы вообще не мерзли, но и не... дошли. А как мы скандировали для мегионского телевидения: «Мы дойдем, мы дойдем!» Дойдем и принесем славу «Мегионнефтегазу»! Не дошли... И славы не принесли...

рыхлый снег? Объективная трудность — небывало (?) рыхлый снег. С другой стороны — редкостное безветрие. Вероятно, эти факторы тесно связаны между собой: если дует ветер, то образуется наст. Если холоднее, то легче идти?

Неопытность? Все перед стартом в один голос твердили о нашей неопытности в движении по дрейфующим льдам. Да, первые дней десять мы тыкались, как слепые котята, но потом привыкли, и льды уже не могли предъявить нам каких-то новых проблем. Поэтому так называемое «незнание ледовой специфики» нельзя отнести к фактору нашей неудачи.

Вот-вот будет лучше, не правда ли? Еще одно заблуждение, явившееся следствием неопытности и сформировавшееся, как это ни удивительно, после прочтения книг полярных исследователей, состоит в том, что никаких бескрайних ледовых полей нет ни после 82-го, ни после 83-го, ни после какого бы то ни было другого градуса. Действительно, в 100 километрах от мыса Арктического торосы перестали быть жуткими, но ни о каких полях не могло быть и речи. Наши постоянные ожидания, что вот еще чуть-чуть, и станет легче — полная иллюзия.

Сани? Да, с ними вышел прокол. Конструкцию нельзя назвать удачной и проверенной. Неопытность сказалась и во взятии чрезмерного количества одежды. Число носков у некоторых доходило до 15—20 пар! Даже если бы было ветренее и холоднее, то и тогда часть шмоток оказалась бы не востребованной.

Позднее начало? Вот, пожалуй, главный просчет. Предположим, мы бы стартовали на 20 дней раньше. Тогда мы прибыли бы на 85° северной широты в двадцатых числах апреля. Это оставляло бы реальные шансы... Почему мы поздно начали? Конечно, из-за Чукова, которого ждали сначала десять дней в Екатеринбурге (вылет состоялся только 1 марта против планируемого 22 февраля), потом еще дольше на острове Среднем. Но объективности ради надо сказать, что именно благодаря ему мы заполучили радиста (новосибирский радист, с которым я заранее заключил соглашение на наше обслуживание, 17 февраля, т.е. за 5 дней до намечаемого старта, неожиданно отказался, выдвинув в качестве оправдательного аргумента смерть одного из своих родственников), не имели никаких проблем с получением разрешения на въезд в район (но опять же ради объективности скажу, что эта услуга стоила 700 тысяч рублей) и, наконец, Чуков обеспечил нас двумя приборами «Коспас».

Поражение наше оформилось где-то посередине между 83 и 84 градусами. В те дни мы трагически плюхались по колено, а то и глубже в рыхлом снегу. Помню, как Виталик в исступлении пинал сани, а у меня в отчаянии сформировалось убеждение, что, вернувшись домой, никогда в жизни не стану ходить дальше Кировского универсама и остаток дней проведу на диване. Тогда же у меня родилась мысль бросить путешествия и издавать развлекательную газету с ребусами и кроссвордами, которыми я увлекался в счастливом детстве. Идея бросить сани — жест отчаяния, попытка выглядеть лучше в собственных глазах и в глазах спонсоров.

 

А БЫЛО ЛИ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ В ЭТОМ ПУТЕШЕСТВИИ НАСТОЛЬКО ХОРОШИМ, ЧТОБЫ ИСПОЛЬЗОВАТЬ В ДАЛЬНЕЙШЕМ САМИМ ИЛИ ДАЖЕ РЕКОМЕНДОВАТЬ кому-то?

Да!

Спонсор. Со времен незабвенной корпорации «Большой Урал», давшей название экспедиции 1991 года, и фирмы «Иствел» П. Туманяна, отличившейся в те же сроки, мы ни разу не имели столь щедрой финансовой поддержки, какую оказали нам нефтяники акционерного общества «Мегионнефтегаз» — 80 тысяч американских долларов по смете, 65 — фактически. Достаточно вспомнить, что на спонсорские деньги для нужд подготовительного периода экспедиции был даже приобретен совершенно новый автомобиль «Жигули» шестой модели, украденный, впрочем, из-под нашего носа уже через несколько дней.

Рацион питания вместе с завхозом.Костя Мержоев в результате 65-дневного похода в торосах на морозе прибавил в весе на 2 кг!

Рация с радистом. И, особенно, солдат-мотор. Это такая тяжеленная штуковина для выработки электричества: один участник ее придерживает, а другой интенсивно греется, вращая руками педали с определенной скоростью. При наличии небольшого опыта можно стабильно и долго вырабатывать электрический ток напряжением в необходимые 6 вольт. Солдат-мотор совершенно не боится холода. Альтернатива ему одна – аккумулятор, который надо хранить на себе, чтобы не замерз, и до предела сокращать продолжительность вещания. Это связано с одной его очень неприятной особенностью: если аккумулятор сел, то его остается только утопить в полынье или просто бросить в торосах. А мы иной раз больше часа болтали с Василием, скрашивая чарующее однообразие полярного бытия.

Постоянный ответственный за работу примусов, освобожденный от дежурств. Эти функции выполнял Серега Симаков. Он один разводил примусы и ревностно следил за их работой. На практике это выглядело очень эффектно. Остановка. Сережа в чистом поле начинает кочегарить «Шмели». Над ним устанавливается палатка. К моменту завершения этой операции примусы пашут, дежурный приступает к работе, наполняя автоклавы снегом.

Снаряжение.

Двухслойная ангарная палатка. Ее конструкцию я считаю гениальной! Она крепилась ледобурами, не имела дна и была изготовлена по нашей просьбе симпатичной московской фирмой «Синто». В последние дни, когда в ней работали примусы, а также 30 марта в мой день рождения, когда в палатке запалили 37 хозяйственных свечей, мы по пояс раздевались от жары. Если в шатре тепло концентрируется где-то под куполом, то в нашем ангаре высотой всего 110 см оно приходилось на уровне груди и головы сидящего путешественника.

Полог. Простенькое изобретение – огромное общее одеяло из одного слоя синтепона. Им сразу укрывались все восемь экспедиционеров поверх спальных мешков. Когда мы пробовали им пренебрегать, сразу становилось заметно прохладнее.

Альпинистские ботинки. В современной пластиковой высокогорной обуви наши ноги мерзли довольно редко. (Меховые унты на войлочной подошве для похода непригодны, поскольку впитывают влагу изо льда, остающегося сыроватым даже при 25 градусах мороза).

Анораки (легкие верхние куртки). Небольшая хитрость состояла в наличии удлиненного капюшона-тубуса с оторочкой из лисьего меха по периметру. Он защищал от ветра и удерживал непосредственно возле лица микроклимат более пригодный для жизнедеятельности, нежели арктический.

Широкопленочный фотоаппарат «Bessa» 1947 года выпуска и отечественная 16-миллиметровая кинокамера «Красногорск». Работали на любом морозе. Фотоаппарат куплен мною незадолго до экспедиции у какого-то сомнительного субъекта на вокзале за 10 тысяч рублей (по цене 5—6 порций мороженного). Норвежцы для прогрева видеокамеры использовали какое-то специальное громоздкое устройство, а у томичей она вышла из строя дней через пять после старта.

Тактика движения. На эту тему говорится отдельно в разделе «Удивительное открытие в буфете Норильского аэропорта».

ГЕНИЙ АРКТИКИ

Глядя на участников чуковской группы «Арктика» после похода, их качающиеся на ветру тени-призраки, бродящие вдоль балка на мысе Арктическом, я засомневался по поводу целесообразности подобного героизма. Восстановятся ли полностью их организмы после столь чудовищных ежедневных по 11—12 часов (предмет гордости их руководителя) нагрузок? В конце концов, они не настолько молоды (самому пожилому из них было 58 лет!). Ради чего они шли к цели? Одно сообщение по «Маяку»!

— Как вы руки-то поморозили? — спросил Костя у одного из томичей.

— Варежку уронил!

— Ну и что?

— Поднимать было некогда. Отставал...

У Чукова были замечательные участники. Его пожилые мужики были бесконечно опытны, трудолюбивы, физически сильны и очень терпеливы. Я вами восхищен, Владимир Семенович, Виктор Шарнин, Иван Кужеливский, Борис Малышев, Иван Ялин, Валерий Таякин, Виктор Русский, Василий Рыжков!

Обывателю совершенно безразлично, автономно или с забросками дошли люди до полюса. Куда важнее постоянная информация об экспедиции вообще, чем суть и проблемы самой экспедиции! Шпаро знают все. Чукова все не знают. И это при том, что их достижения даже смешно сравнивать! Чуков — гений Арктики, Шпаро — гений паблисити.

 

УДИВИТЕЛЬНОЕ ОТКРЫТИЕ В БУФЕТЕ НОРИЛЬСКОГО АЭРОПОРТА

После двух недель пребывания в гостинице на Диксоне мы были освобождены от роли заложников. Авиаторы получили гарантии оплаты нашей эвакуации. На рейсовом самолете группа прибыла в Норильск.

В гостинице нас навестил Василий из группы «Арктика», проживающий в соседнем с Норильском Талнахе. (Василий знаменит невысоким ростом, тем, что в одиночку зимой ходил на лыжах из Норильска до Диксона, и наличием четверых малолетних детей). Он позвал меня попить пивка в аэропортовском буфете. После второй бутылки проснулась страсть к математическим расчетам. Получилось так, что мы с группой Чукова двигались приблизительно в течение одного и того же количества дней. «Арктика» дошла до полюса, мы преодолели около половины этого расстояния (с учетом утомительной и долгой борьбы с прибрежными торосами можно условно посчитать, что половину). Далее: томичи шли по 11—12 часов в сутки, а наше ходовое время не превышало 5,5—6 часов (не более восьми 45-минутных переходов в сутки). Простой расчет показывает, что средние скорости передвижения группы Чукова на лыжах с пластиковыми корытами и нашей по снегу пешком с чудовищно неудобными санями оказались совершенно одинаковыми!

УБИЙСТВО В МОСКВЕ

Последние платежи авиаторам осуществлялись с нашего банковского счета. 30 июля я договорился с генеральным директором «Мегионнефтегаза» Кузьминым о компенсации дополнительных затрат, связанных с повышением авиатарифов. Но 5 августа Анатолий Михайлович Кузьмин был убит в Москве... В наших сердцах навсегда сохранится светлая память о человеке, с легкой руки которого оказалась возможна столь сложная, авантюрная и замечательная экспедиция «Северный полюс-94».

В третий раз нам пришлось с нуля раскручивать убогий издательский бизнес. Это было особенно трудно, поскольку долгое общение с арктическим безмолвием не способствует совершенствованию интеллекта.

РЕШЕНИЕ СОВЕТА ДИРЕКТОРОВ

Вторая российская пешеходная экспедиция «Северный полюс-96» не состоялась. Совет директоров АО «Мегионнефтегаз» долго рассматривал вопрос о возможности ее финансирования. Наконец, 26 сентября 1995 года большинством голосов (5 — «за», 6 — «против») было принято отрицательное решение.

Март – май 1994 года.
Район: Арктика.
Маршрут: от точки с координатами 81°35`06`` с.ш., 96°13`44`` в.д. до точки с координатами 85°04`32`` с.ш., 99°16`44`` в.д.
Продолжительность: без подъездов – 65 дней (12.03.94 – 15.05.94), с подъездами – 94 дня (01.03.94 – 02.06.94).
Протяженность: пешком 401 км.
Чистое ходовое время: 342 час. 42 мин.
Средняя скорость: 1.17 км/час.

Участники (8): Николай РУНДКВИСТ (1957, 178/84, руководитель), Игорь ГУБЕРНАТОРОВ (1957, 188/75, радист, финансист), Виталий КУЗНЕЦОВ (1965, 188/80, врач), Константин МЕРЖОЕВ (1967, 182/74, метеоролог), Владимир РОМАНЕНКО (1947, 172/75, кинооператор), Михаил СЕМЕНОВ (1969, 182/69, завхоз), Сергей СИМАКОВ (1964,
174/69, зам. руководителя), Анатолий ЯНЦЕН (1960, 188/80, завснар).

 

 

Все года, и века, и  эпохи подряд —
Всё стремится к теплу от морозов и вьюг —
Почему ж эти птицы на север летят,
Если птицам положено — только на юг?

Владимир ВЫСОЦКИЙ